Неточные совпадения
Самгин встал, догадываясь, что этот хлыщеватый парень, играющий в революцию, вероятно, попросит его
о какой-нибудь услуге, а он не сумеет отказаться. Нахмурясь,
поправив очки, Самгин вышел в столовую, Гогин, одетый во фланелевый костюм, в белых ботинках, шагал
по комнате, не улыбаясь, против обыкновения, он пожал руку Самгина и, продолжая ходить, спросил скучным голосом...
Начались заботы и толки, как
поправить дело: пожалели
о наседке с цыплятами и медленно разошлись
по своим местам, настрого запретив подводить к галерее Илью Ильича.
Когда же он, больной и испорченный от нездоровой работы, пьянства, разврата, одурелый и шальной, как во сне, шлялся без цели
по городу и сдуру залез в какой-то сарай и вытащил оттуда никому ненужные половики, мы все достаточные, богатые, образованные люди, не то что позаботились
о том, чтобы уничтожить те причины, которые довели этого мальчика до его теперешнего положения, а хотим
поправить дело тем, что будем казнить этого мальчика.
Этот тон смутил Зосю. Несколько дней она казалась спокойнее, но потом началась старая история. Привалова удивляло только то, что Половодов совсем перестал бывать у них, и Зося, как казалось, совсем позабыла
о нем. Теперь у нее явилось новое развлечение: она часов
по шести в сутки каталась в санях
по городу, везде таская за собой Хину. Она сама
правила лошадью и даже иногда сама закладывала свой экипаж.
Кроме как в собраниях этого кружка, он никогда ни у кого не бывал иначе, как
по делу, и ни пятью минутами больше, чем нужно
по делу, и у себя никого не принимал и не допускал оставаться иначе, как на том же
правиле; он без околичностей объявлял гостю: «мы переговорили
о вашем деле; теперь позвольте мне заняться другими делами, потому что я должен дорожить временем».
Но уж так устроен человек, что трудно ему судить
о своих делах
по общему
правилу: охотник он делать исключения в свою пользу.
Щель, сделавшаяся между партером и актерами, прикрытая сначала линючим ковром ламартиновского красноречия, делалась больше и больше; июньская кровь ее размыла, и тут-то раздраженному народу поставили вопрос
о президенте. Ответом на него вышел из щели, протирая заспанные глаза, Людовик-Наполеон, забравший все в руки, то есть и мещан, которые воображали
по старой памяти, что он будет царствовать, а они —
править.
Русские плохо усваивают себе западные
правила, что нужно уславливаться
о свидании
по телефону или через pneumatique [Вид почтовой связи.].
Когда в Голом Мысу был убит поселенец, то было заподозрено и взято под стражу четыре человека, [
По «Уставу
о ссыльных», для взятия ссыльного под стражу начальство не стесняется
правилами, изложенными в законах судопроизводства; ссыльный может быть задержан во всяком случае, коль скоро есть на него подозрение (ст. 484).] их посадили в темные, холодные карцеры.
Мы видели книги, до священных должностей и обрядов исповедания нашего касающиеся, переведенные с латинского на немецкий язык и неблагопристойно для святого закона в руках простого народа обращающиеся; что ж сказать наконец
о предписаниях святых
правил и законоположений; хотя они людьми искусными в законоучении, людьми мудрейшими и красноречивейшими писаны разумно и тщательно, но наука сама
по себе толико затруднительна, что красноречивейшего и ученейшего человека едва на оную достаточна целая жизнь.
Но не довольствуяся преподавать
правила российского слова, он дает понятие
о человеческом слове вообще яко благороднейшем
по разуме даровании, данном человеку для сообщения своих мыслей.
Приехала к ней
по соседству кузина из этих московских, с строгими
правилами: что всё
о морали разговаривают.
Члены полиции имели постоянным
правилом своим
по делам этого рода делать срывы с кого только возможно; но Сверстов, никогда ни
по какому делу не бравший ни копейки, страшно восставал против таких поборов и не доносил
о том
по начальству единственно из чувства товарищества, так как и сам был все-таки чиновник.
Комиссия состояла из трех членов: Ивана Тимофеича (он же презус), письмоводителя Прудентова и брантмейстера Молодкина. Предмет ее занятий заключался в разработке нового устава"
о благопристойном обывателей в своей жизни поведении", так как прежние
по сему предмету"временные
правила"оказывались преисполненными всякого рода неясностями и каламбурами, вследствие чего неблагопристойность возрастала не
по дням, а
по часам.
Русские светские критики, очевидно не зная всего того, что было сделано
по разработке вопроса
о непротивлении злу, и даже иногда как будто предполагая, что это я лично выдумал
правило непротивления злу насилием, нападали на самую мысль, опровергая, извращая ее и с большим жаром выставляя аргументы, давным-давно уже со всех сторон разобранные и опровергнутые, доказывали, что человек непременно должен (насилием) защищать всех обиженных и угнетенных и что поэтому учение
о непротивлении злу насилием есть учение безнравственное.
Роман кончен. Любовники соединились, и гений добра безусловно воцарился в доме, в лице Фомы Фомича. Тут можно бы сделать очень много приличных объяснений; но, в сущности, все эти объяснения теперь совершенно лишние. Таково,
по крайней мере, мое мнение. Взамен всяких объяснений скажу лишь несколько слов
о дальнейшей судьбе всех героев моего рассказа: без этого, как известно, не кончается ни один роман, и это даже предписано
правилами.
Знание времени, поры для подсечки, без сомнения, всего важнее в уменье удить; но сделать общее
правило, когда надобно подсекать, невозможно, ибо у всякой рыбы особый клев и особая подсечка, и та изменяется
по изменению характера клева и времени года; хотя
о ней будет сказано при описании каждой рыбы отдельно, но это дело так важно в уменье удить, что
о нем стоит поговорить особенно.
Ответа не последовало. Но вот наконец ветер в последний раз рванул рогожу и убежал куда-то. Послышался ровный, спокойный шум. Большая холодная капля упала на колено Егорушки, другая поползла
по руке. Он заметил, что колени его не прикрыты, и хотел было
поправить рогожу, но в это время что-то посыпалось и застучало
по дороге, потом
по оглоблям,
по тюку. Это был дождь. Он и рогожа как будто поняли друг друга, заговорили
о чем-то быстро, весело и препротивно, как две сороки.
Прежде говаривали:"человек смертен двояко: во-первых,
по божескому произволению и, во-вторых,
по усмотрению"; а ныне к последней части этого положения прибавляют:"
по правилам о Макаре, телят не гоняющем, установленным".
О вольтерианцах бабушка не полагала никакого своего мнения, потому что неверующие,
по ее понятиям, были люди, «у которых смысл жизни потерян», но и масонов она не жаловала, с той точки зрения, чего-де они всё секретничают? Если они любовь к ближнему имеют, так это дело не запретное: вынь из кармана, подай да иди с богом своею дорогой — вот было ее нехитрое
правило.
— До свиданья! — сказал и Миклаков, и хоть
по выражению лица его можно было заключить
о его желании побеседовать еще с князем, однако он ни одним звуком не выразил того, имея своим
правилом никогда никакого гостя своего не упрашивать сидеть у себя долее, чем сам тот желал: весело тебе, так сиди, а скучно — убирайся к черту!..
По самолюбию своему Миклаков был демон!
Во-первых,
правило сие вполне согласуется с показаниями сведущих людей и, во-вторых, установляет в жизни вполне твердый и надежный опорный пункт, с опубликованием которого всякий, кто,
по малодушию или из хвастовства, вздумал бы против оного преступить, не может уже сослаться на то, что он не был
о том предупрежден.
По отношению образования крепостных людей, отец всю жизнь неизменно держался
правила: всякий крестьянин или дворовый
по достижении сыном соответственных лет обязан был испросить позволения отдать его на обучение известному ремеслу, и бывший ученик обязан был принести барину на показ собственного изделия: овчину, рукавицы, подкову, полушубок или валенки, и только в случае одобрения работы, отцу дозволялось просить
о женитьбе малого.
«А заметили ли вы, господа, — сказал он, — что у нас в высокоторжественные дни всегда играет ясное солнце на ясном и безоблачном небе? что ежели,
по временам, погода с утра и не обещает быть хорошею, то к вечеру она постепенно исправляется, и
правило о предоставлении обывателям зажечь иллюминацию никогда не встречает препон в своем исполнении?» Затем он вздохнул, сосредоточился на минуту в самом себе и продолжал: «Стоя на рубеже отдаленного Запада и не менее отдаленного Востока, Россия призвана провидением» и т. д. и т. д.
А некто, кажется и теперь еще живущий и
по крайней мере очень недавно произносивший «речи с юмором»,
поправил дело, сказав, что «надо помнить
о присяге и, подчиняясь ей, не заводить никаких союзов, основанных на исключительных клятвах и обязательствах».
По издавна укоренившемуся
правилу, воспитанник, получивший в драке или
по другому поводу здоровенный синяк под глазом, должен был на вопрос воспитателя
о причине такого украшения отвечать, что, мол, упал с лестницы и расшибся (и почему-то виноватой всегда оказывалась лестница, так что даже воспитатели к атому привыкли и спрашивали иронически: «Что?
Говоря
о военной части, он замечает, что «воинские учреждения, сделанные комиссиею, на то определенною при вступлении на престол императрицы Екатерины II, имели много основательного и полезного, да и на
правилах хозяйства основаны были»; затем продолжает: «Страшные злоупотребления и расточения, вкравшиеся
по сей части и кои начало свое взяли и далее простирались от 1775 года, отнюдь не от самых учреждений произошли, а от необузданности временщиков».
Я пособил своему горю и раскрасил человека, как фигуру, лучшею краскою — красною, льва желтою, медведя зеленою и так далее
по очереди, наблюдая
правило,
о коем тогда и не слыхал, а сам
по себе дошел, чтобы на двух вместе стоящих зверях не было одинакового цвета.
Нынешнее — или теперешнее, не знаю, как правильнее сказать поколение, уже внуки мои, имея своих Галушкинских в другом формате, то есть костюме, с другими выражениями
о тех же понятиях, с другими поступками
по прежним
правилам, от них-то, новых реверендиссимов наслушавшись, говорят уже, что любовь есть приятное занятие, что для него можно пожертвовать свободным получасом; часто необходимость при заботах тяжелых для головы, стакан лимонаду жаждущему, а не в спокойном состоянии находящемуся, недостойная малейшего размышления, не только позволения владеть душою, недостойная и не могущая причинять человеку малейшей досады и тем менее горести.
Учитель открыл класс речью, прекрасно сложенною, и говорил очень чувствительно.
О чем он говорил — я не понял, потому что и не старался понимать. К чему речь, написанную
по правилам риторики, говорить перед готовящимися еще слушать только синтаксис? Пустые затеи! При всякой его остановке для перевода духа я, кивая головою, приговаривал тихо:"говори!"
Слышал я, что он,
по сторонам рассказывая
о нашем дележе, винил моих батеньку и маменьку, что не заботились
о нашем воспитании и не поселили в нас благородных
правил.
Да и, кроме того, в отчете министра внутренних дел за 1855 год, в то время, когда в литературе никто не смел заикнуться
о полиции, прямо выводилось следующее заключение из фактов полицейского управления за тот год: «Настоящая картина указывает на необходимость некоторых преобразований в полицейской части, тем более что бывают случаи, когда полиция затрудняется в своих действиях
по причине невозможности применить к действительности некоторые предписываемые ей
правила.
Правил домом, по-нынешнему сказали бы, «основатель фирмы», — а тогда просто говорили «сам». Был это мякенький старичок, которого, однако, все как огня боялись. Говорили
о нем, что он умел мягко стлать, да было жестко спать: обходил всех словом «матинька», а спускал к черту в зубы. Тип известный и знакомый, тип торгового патриарха.
Принято было за
правило — непременно показывать ученикам самый предмет,
о котором говорилось, или
по крайней мере рисунок его.
И пришлось нам из-за ветру прожить на берегу еще два дня. Припасы-то между тем все прикончились, ягодой только брюхо набиваем, да еще Оркун, спасибо ему, четыре юколы дал — рыба у них такая. Так вот юколой этой еще сколько-нибудь питались. Честных
правил, отличный гиляк был, дай ему, господи! И
по сю пору
о нем вспоминаю.
Федор Петров. Что ж мы сказали не в
правиле… Это, братец, одна только напраслина твоя… Как вон, ну, на миру говорят
о земельке, что ли, али
по податной части, известно, мужичка кажиннова дело — всякий скажет, а тут, теперича, в эком случае, ничего мы того не знаем, и что ж мы сказать можем.
— Ну, хорошо, — смиренно согласился Израиль. — Я буду говорить
о деле… У нас,
по еврейскому закону, есть одно
правило. Если мужчина наденет кольцо на палец девушки и скажет: «Беру тебя в жены именем бога праотцев наших — Авраама, Исаака и Иакова…»
Будь терпелив, читатель милый мой!
Кто б ни был ты: внук Евы иль Адама,
Разумник ли, шалун ли молодой, —
Картина будет; это — только рама!
От
правил, утвержденных стариной,
Не отступлю, — я уважаю строго
Всех стариков, а их теперь так много…
Не правда ль, кто не стар в осьмнадцать лет
Тот, верно, не видал людей и свет,
О наслажденьях знает лишь
по слухам
И предан был учителям да мукам.
Идеализируя характер Алеши (как и следует
по правилам рыцарского великодушия, говоря
о сопернике), рассказчик замечает, что он «мог бы сделать и дурной поступок, принужденный чьим-нибудь сильным влиянием, но, сознав последствия такого поступка, умер бы от раскаяния».
Судя
по его неверной, машинальной походке,
по тому вниманию, с каким он в зале
поправил на негоревшей лампе мохнатый абажур и заглянул в толстую книгу, лежавшую на столе, в эти минуты у него не было ни намерений, ни желаний, ни
о чем он не думал и, вероятно, уже не помнил, что у него в передней стоит чужой человек.
— Так что ж, по-вашему, матушка, означают эти черепокожные, сиречь морские плоды? — спросил Василий Борисыч, стараясь замять разговор
о плевке, учиненном не
по правилам.
Манефа, напившись чайку с изюмом, — была великая постница, сахар почитала скоромным и сроду не употребляла его, — отправилась в свою комнату и там стала расспрашивать Евпраксию
о порядках в братнином доме: усердно ли Богу молятся, сторого ли посты соблюдают,
по скольку кафизм в день она прочитывает; каждый ли праздник службу
правят, приходят ли на службу сторонние, а затем свела речь на то, что у них в скиту большое расстройство идет из-за епископа Софрония, а другие считают новых архиереев обли́ванцами и слышать про них не хотят.
Толковали между студентами и в обществе, что все офицеры артиллерийской академии подали
по начальству рапорт, в котором просят удерживать пять процентов из их жалованья на уплату за бедных студентов; с негодованием передавали также, что стипендии бедным студентам будут отныне выдаваться не в университете, а чрез полицию, в полицейских камерах; толковали, что профессора просили
о смягчении новых
правил, потом просили еще, чтобы им было поручено исследовать все дело, и получили отказ и в том, и в другом, просили
о смягчении участи арестованных студентов — и новый отказ.
Тотчас же потребовали профессора, исполнявшего должность ректора, для объяснений касательно новых
правил. Смущенный профессор, вместо того чтобы дать какой-либо ясный, категорический ответ, стал говорить студентам
о том, что он — профессор, и даже сын профессора, что профессор,
по родству души своей со студентами, отгадывает их желания и проч. и проч., но ни слова
о том, что студенты должны разойтись. Раздались свистки, шиканье, крики — профессор спешно удалился.
За обедом,
по иноческим
правилам, все трое сидели молча. Один лишь игумен изредка говорил, потчуя гостей каждым кушаньем и наливая им в стаканы «виноградненького», не забывая при том и себя. После обеда перешли в прежнюю комнату, бывшую у отца Тарасия приемною. Здесь игумен подробно рассказывал петербургскому гостю
о скитах керженских и чернораменских,
о том, как он жил, будучи в расколе, и как обратился из него в единоверие вследствие поучительных бесед с бывшим архиепископом Иаковом.
Трафилось так, что лучше нарочно и первостатейный сочинитель не придумает: благоволите вспомнить башмаки, или, лучше сказать, историю
о башмаках, которые столь часто были предметом шуток в наших собеседованиях, те башмаки, которые Филетер обещал принести Катерине Астафьевне в Крыму и двадцать лет купить их не собрался, и буде вы себе теперь это привели на память, то представьте же, что майор, однако, весьма удачно сию небрежность свою
поправил, и идучи,
по освобождении своем, домой, первое, что сделал, то зашел в склад с кожевенным товаром и купил в оном для доброй супруги своей давно ею жданные башмаки, кои на нее на мертвую и надеты, и в коих она и в гроб нами честно положена, так как, помните, сама не раз ему говорила, что „придет-де та пора, что ты купишь мне башмаки, но уже будет поздно, и они меня не порадуют“.
— Оставимте моих друзей, но ваши и мои
правила не сходятся, — значит нам единомыслить не
о чем, укреплять друг друга не в чем, стремиться к одному и тому же
по одной дороге некуда: словом, жить вместе, уважая друг друга, нельзя, а жить, не уважая один другого, это… это ни к чему хорошему не ведет, и мы расстаемся.
Дядин. С особенным удовольствием. Прекрасная ветчина. Одно из волшебств тысяча и одной ночи. (Режет.) Я тебе, Жорженька, отрежу
по всем
правилам искусства. Бетховен и Шекспир так не умели резать. Только вот ножик тупой. (Точит нож
о нож.)
Затевались, правда, разные коммунистические общежития, на брак и сожительство стали смотреть по-своему, стояли за все виды свободы, но и в этой сфере чувств, понятий и
правил тогда и слыхом не слыхать было об умышленном цинизме,
о порнографии,
о желании вводить в литературу разнузданность воинствующего эротизма.
Рольстон — хоть и очень занятой
по своей службе в Музее — не отказывался даже водить меня
по разным трущобам Лондона, куда не совсем безопасно проникать ночью без полисмена. Он же подыскал мне одного впавшего в бедность магистра словесности (magistre artium,
по английской номенклатуре), который занимался со мною
по литературному изучению английского стиля и
поправлял мне мой слог, когда я писал мою первую статью на английском языке: «Нигилизм в России» (The Nihilism in Russia),
о которой поговорю ниже.